Жаркий и знойный летний день. Кишиневские троллейбусы , упираясь рогами в уличный смог, курсируют по городу, являя уличному люду зрелище больших микроволновок в которых запекаются тетечки и дядечки разных возрастов и комплекций. В зависимости от уровня образованности, воспитания и наследственности можно прочесть самые разнообразные эмоции на лицах всех этих жертв солнечной активности и социальной несправедливости, а так же зависшего до современности ненавязчивого совкового сервиса и представлений об удобстве общественного транспорта. Однако осознание того, что привело их в этот ад примерно одинаковое благосостояние, а значит одна, общая на всех беда, роднит этих случайных людей.
Истекая потом, с угрюмыми выражениями на уставших лицах, с отпечатками всех мук ада и крайней неудовлетворенности жизнью, измученные пассажиры кишиневских троллейбусов с завистью взирают на проплывающие мимо мерседесы, бмв и лексусы с тонированными и наглухо закрытыми окнами, в которых в прохладе и комфорте расплываются жиром по сидениям холеные немолодые «новые молдаване», а рядом с ними, грациозно разместив километровые ноги, восседают совсем юные девицы, судя по осанкам которых, создается впечатление, что каждая их них снабжена стальным штырем в спине, вставленным в задницу и протянутым до самого затылка. Поблескивая через лобовое стекло стразами в очках за пару-тройку сотен баксов, девицы со скучающими лицами взирают на мир - ни им самим, ни их спутникам уже не о чем говорить друг с другом.
Все это неприкрытое благополучие бесспорно раздражает рядового пассажира кишиневского общественного транспорта, однако, оставаясь бедными, но гордыми, постсоветский человек, стиснув в руке авоську, мужественно и терпеливо продолжает сносить все тяготы этого непростого пути. Но как известно, в любом обществе люди делятся на хамов, наглецов и редких по натуре своей козлов, мешающих и отравляющих жизнь другим, а иногда и просто паразитирующих на них, а так же на паршивых овечек – тех, кто терпеливо сносит наглость и неудобства, причиняемые первыми, ну, и на третий тип - борцов за справедливость, которые всегда и везде стремятся к ее, справедливости, торжеству. Есть еще и четвертый тип людей, которому и те и другие безразличны, они и не паразитирую и не сносят ничего. Они вообще относятся к транспорту легко и бездумно, как к чему-то временному и случайному в их и без того наполненной событиями жизни. Есть и пятый и шестой и т.д. типы, среди которых попадаются и вполне нормальные и приличные люди, но в общей массе пассажиров их число так невелико, что здесь о них говорить нет смысла.
Итак, плетется по улицам Кишинева обычный городской тролейбус. В нем изнемогают от жары обычные пассажиры. Тролейбус не так, чтобы полный, но свободных сидячих мест в нем нет, поэтому человек 10-15 пассажиров стоят вдоль сидений, с надеждой поглядывая на тех, кто собирается выходить, ожидая своей очереди присесть и недобрыми взглядами встречая стариков, пассажиров с детьми и инвалидов, находя в них потенциальных конкурентов на место под солнцем в виде сидячего места. Таких конкурентов в салоне набралось несколько. Пожилая толстющая женщина, истекая потом, как орлица распростерлась над кучей пакетов и авосек. Постоянно одергивая перманентно липнущую к попе юбку, она грузно топталась у поручня на площадке в задней части тролейбуса. На той же площадке у окна стояло еще несколько человек, стараясь поймать горячие струи воздуха, устремляющегося в окно во время движения. Все они с надеждой поглядывали на крайние сидения в хвосте тролейбуса, которые были заняты праздно пялящимися в окна, ничем не примечательными средних лет парами. У передней двери стояла маленького роста бабулечка с внучиком, который с любопытством разглядывал через стекло кабину водителя, периодически высовывая язык и облизывая им поручень, за который держался. Бабулька негодовала и одергивала внучика, но с места не двигалась, пристально заглядывая в глаза паре подростков, удобно расположившехся на местах для стариков, инвалидов и пассажиров с детьми. Подростки равнодушно о чем-то болтали, стараясь не замечать шумно дышащую рядом бабульку с внуком. Хромой старичек напротив средней двери все время охал и извинялся, падая попеременно то на размалеванную и сильно надушенную лет 16 школьницу или студентку ПТУ, которая сильно раздражалась и нервно фыркала, то на коренастого мужчину лет сорока, с чертами яркого национального колорита на лице и в выцветшей черной майке, который с заинтересованным видом рассматривал стайку пестрых студенток, с радостным щебетанием занимавших сразу 2 скамейки, обращенные лицом друг к другу. Непонятного возраста, с сильно уставшим лицом, растрепанной прической и неухоженными, неприятными руками женщина усадила на одно сидение сразу троих мальчишек на вид от 3 до 6 лет рядом с вычурно одетой девицей, сосредоточенно набирающей уже 5ю смску на мобильном телефоне длинющими с причудливыми узорами ногтями.
По ходу движения тролейбуса пассажирский состав его периодически изменялся. Однако, неизменным оставалось поведение общей массы пассажиров, бесспорно состоящей преимущественно из первых двух типов людей – безразличных ко всему хамовитых и наглых козлов и безропотно принимающих их поведение овечек. Все принимали это как должное и мирно двигались вперед, пока на одной из остановок в тролейбус не вошла пара – мужчина и женщина в возрасте 50-55 лет. Женщина была дамой совершенно спокойной с полным безразличием ко всему на когда-то милом интеллигентном лице, покрытом слоем дешевой пудры. Мужчина же, в противоположность ей был суетлив и беспокоен. Выглядел он худощаво, с резкими и неприятными чертами изрядно морщинистого лица. Войдя в тролейбус через центральную дверь, бегло оглядев салон и не найдя свободных мест, парочка встала рядом у одного из ближайших поручней. Двери закрываются, тролейбус трогается с места и по радио звучит привычное: «Улица Такая-то, следующая улица Другая-то.» и несколько секунд спустя совсем непривычное, а точнее, давно отвычное: «Уважаемые пассажиры, будьте внимательны, уступайте места пассажирам с детьми, пожилым людям и инвалидам.» Только что вошедший мужчина как-то нервно вздрогнул и вдруг громко на весь тролейбус возвестил:
— 15 лет население оскотинивали, до педерастии, а теперь зомбируют быть вежливыми! Народ, удивленный таким неожиданным поворотом событий проявил секундное оживление, но после снова вернулся в свое обычно состояние полуанабиоза. Старичек с палочкой хотел уже было поддержать незнакомца и даже открыл для этого рот, но тут надушенная девица лет 16 вспорхнула со своего сидения и гордо продефелировала к выходу. Старичек забыл, что хотел сказать и юркнул на ее место. Однако, после следующей остановки радио произносло все то же обращение с просьбой о внимательности. Мужчина с морщинистым лицом тут же откликается новой репликой:
— Да кто тут внимательный, одни педерасты кругом... — Пассажиры на этот раз отнеслись к его словам более спокойно, однако несколько молодых людей любопытно вытянули шеи, стараясь рассмотреть неожиданно появившегося борца за справедливость, кто-то покрутил пальцем у виска, а бабулька у передней двери благодарно сверкнув глазами в сторону нежданного защитника прав всех обездоленных и ущемленных в общественном транспорте, все же старательно прикрыла внучику уши руками. А мужчина поймав на себе несколько робких одобрительных взглядов стоящих, воодушевленнно продолжил:
— Всю нашу жизнь превратили в гавно! Засирали мозги годами всякой херней – сериалами бразильскими и американскими боевиками с их бескультурщиной и сексуальной пропагандой. Детей на хуилодионах воспитывали, вот и повырастали дебилы невоспитанные! Да-да! Я про тебя говорю! — рыкнул он на одного из засмотревшихся на него подростков на местах для пассажиров с детьми. Подросток скривился и отвернулся к окну. На следующей остановке в тролейбус вошло всего пару человек. Одной из них оказалась беременная девица лет 23 с уже вполне внушительным животом. Тролейбус тронулся, девушка стала медленно продвигаться вглубь салона в то время, когда радио произносило, уже знакомые пассажирам слова. Встав на свободное место у сидения, занятого пялищимся на студенток мужчиной лет 40 в вылинявшей черной майке, девушка неловко поерзала, желая привлечь его внимание к своему положению, а может просто поудобнее располагая живот в свободном пространстве.
— Шо ты крутишся?!– воззвал к ней все тот же мужчина с морщинистым лицом. Беременная вздрогнула, покраснела и с недоумением посмотрела на шумящего. А тот продолжал: — Ты шо не слышала? Уступайте места пассажирам с детьми, пожилым людям и инвалидам! Про беременных там что-то говорили? Нет! Так шо же ты перед ним сиськами машешь?! Думаешь, его они волнуют? Да нихуя! — Беременная отвернулась. — Его волнует, чтобы у него жопа в тепле и удобстве была. А на тебя ему насрать! Кто-то попытался сделать разбушевавшемуся мужчине замечание, но получил четкий и вразумительный ответ:
— Да пошел ты нахуй! Из-за таких как ты наше общество и состоит из одних козлов, которые не уступают места беременным и старикам. Мужчина в выленявшей черной майке встал со своего места и медленно двинулся к выходу, бессмысленно глядя сквозь толпу. Толи устыдился, толи ему просто пора было выходить. Беременная села на его место. — Вот скажи спасибо мне! — возликовал все тот же мужчина с морщинистым лицом. — Думаешь, у него совесть пробудилась? Хрена лысого! Просто козлы, они не любят, когда им говорят, что они козлы! — почти прокричал он глядя на ожидающего открытие дверей мужчину в выленявшей майке. Двери открылись, мужчина в вылинявшей майке, процедив сквозь зубы «Не пизди», спустился вниз по ступенькам и вышел. Реплика его на некоторое время повисла в воздухе. В троллейбус стали заходить новые пассажиры, оттеснив мужчину с морщинистым лицом и его спутницу ближе к хвостовой части тролейбуса. Троллейбус тронулся, и сквозь возню располагающихся вокруг пассажиров, мужчина с морщинистым лицом сначала менее уверенно, а потом все более громко и нагло возмущаться, обращаясь к своей спутнице:
— Нет, ты слыхала? Делаешь козлу замечание, а он тебе в ответ: «Не пизди!». Да где это видано? Раньше разве такое могло быть? Раньше сделаешь кому-то замечатение, а он извинится в ответ или заткнет свое хлебало и будет сидеть, как конь безяйций и молчать. А щас посмотри, что творится? Что за йобаная страна... все едут и молчат, никто замечание не сделает сам, сцыклявые твари... Педерастические ушлепки! Выродились нормальные люди. Правильно сделали те, кто вовремя съебался. Одно отребье пооставалось и педерасты! Что тут делать среди этого сброда... Сборище педерастов! — Его спутница смотрела прямо перед собой, совершенно не обращая внимания на крики рядом стоящего. Однако, кто-то из вновь вошедших громко возмутился:
— Фильтруй базар! Ты тут не один! — Блять! Да я вижу, что я тут не один! Заебали уже! Весь день со скотами работаешь, так даже в транспорте нормальных людей не встретишь уже! Раньше в тролейбусах книжки читали в пути, а теперь хуйней страдают или втыкнут в уши наушники и деградируют под свою йобанную музыку для дебилов!
Тут тролейбус снова остановился, и парочка, сидящая на одном из задних сидений в самый момент открывания дверей встала и быстро вышла. Не долго думая, мужчина с морщинистым лицом проскольнул на сидение к окну и, дернув за руку, повелительным жестом усадил рядом с собой свою спутницу. После чего они оба молча уставились в окно. Тучная тетечка с авоськами в липнущей к попе юбке, все время до тех пор сохранявшая молчание, вдруг звонко взвизгнула: — Вы посмотрите на него!!! Гляньте на этого борца за справедливость!!! Он же первый и уселся на свободное место! Что же ты никому не уступаешь? — Народ в тролейбусе оживленно зашептался, несколько голов согласно кивнули.
— А кому тут уступать? – задиристо ответил мужчина с морщинистым лицом. — Нет тут ни женщин, ни стариков, ни детей — одни педерасты!
Весь дальнейший путь пассажиры проделали в тишине, только по радио время от времени звучало: «Улица Такая-то, следующая улица Другая-то. Уважаемые пассажиры, будьте внимательны, уступайте места пассажирам с детьми, пожилым людям и инвалидам». |